▹ «Скажи честно, ты мне изменяешь?» — спрашивала жена, тревожно глядя на Арчибальда, будто он мог сломаться под этой вечной слезливостью и признаться в том, что по четвергам действительно поебывает ее подружку по книжному клубу. Но правда состояла в том, что, пусть Бетти и чуяла, что что-то идет не так, искала совсем не в той стороне: ни следов от помады на белых воротничках, ни запаха сладкого парфюма, ни длинных волос или забытых в кармане пиджака трусиков у мужа было не найти. И это превращалось в бесконечную, абсолютно не смешную серию какого-то ебучего ситкома. Жена обнюхивала его с ног до головы, выискивала следы на одежде, шерстила женские имена в телефонной книжке, а Арчи лишь делал вид, что не замечает, потому что знал, что нихуя она там не отыщет. Ему было жаль Бетти, в первую очередь, потому что эту женщину он вроде почти любил, и едва ли когда-то планировал обманывать, просто так вышло.

Поначалу, после встреч с пацаном, Арчибальд приползал домой побитой псиной, покупал Бетти цветы и украшения будто без повода, будто его не мучало чувство вины, а она только улыбалась глуповато, радуясь очередной безделушке. Знала ли она, что каждая новая цацка, каждый новый веник в вазе совпадал с днем, когда он в очередной раз пытался вытрахать дурь из сына своего товарища? Вряд ли в ее скупом мозгу складывалась такая параллель.

Бетти была лучшей представительницей женского пола в традиционном понимании, буквально воспитывалась для того, чтобы однажды удачно выйти замуж за кого-то вроде Арчи, родить ему ребенка, шастать по благотворительным вечерам и попивать холодный лимонад у бассейна в каком-нибудь загородном клубе. Из села Арчибальд ее вывез, а вот село в ней продолжало жить, и Ллойду, честно говоря, быстро остопиздело замаливать свои грехи. Букеты в стиле «извини», превратились в холодное «отвали, я устал», и все попросту привыкли к такому положению вещей, в том числе и потому, что у жены благодаря ему был почти неисчерпаемый банковский счет, с которого она брала деньги на свои антидепрессанты.

А с сыном Лео все получилось как-то совсем нехорошо: старший Бирне тогда впервые пригласил Арчибальда на семейное торжество, да попутно пропел все уши о своем сыночке. Он, мол, смышленый парень, только ведет себя как дебил, но обязательно это перерастет. На него, мол, у Леонарда большие надежды. Кто же знал, что речь шла не о неконтролируемой десятилетке, а о рослой, вполне себе совершеннолетней детине, уже тогда не планировавшей оправдывать отцовские ожидания? В общем, по катастрофической ошибке Арчи купил мальчишке коллекционную игрушечную машинку, хотел даже речь толкнуть о том, что это отсылочка к батькиному бизнесу, который когда-то перейдет мальцу. Говорить, в итоге, не пришлось ничего вообще, да и едва ли пиздежом о наследстве Илая можно было впечатлить, так что Арчибальд просто всунул ему в руки коробку и отправился на поиски выпивки.

Знал бы тогда, куда все это повернет — ни за что бы не поперся на тот сраный семейный вечер, да только вот, видимо, судьба бы их все равно свела. Просто один разочарованный в жизни мужик, переживающий очередной возрастной кризис, и один избалованный малолетка случайно трахнулись, и это превратилось в многолетнюю мозгоебку, от который все и рады были бы избавиться, да сил нет уже никаких.

Арчи хотел бы сказать, что, пока пацан был помладше, с ним было проще, но это нихуя не было так. Наоборот, он, скорее, рассчитывал, что тот повзрослеет и все то дерьмо, которым под завязку набита его башка, куда-то денется, что он займётся делом, найдёт общий язык с отцом, поймёт, что ему не нужно, например, спать со взрослым мужиком, чтобы почувствовать свою ценность. Но с годами Илай только больше наглел, демонстрируя все новые грани своей травмированной психики. Иногда Арчибальда так и тянуло поговорить с Леонардом о том, что такого он в детстве делал с сыном, что он вырос настолько пизданутым. Лупил? Насиловал? А потом вспоминал, что это не его чертово дело, к тому же - и сам был хорош.

Если из мальца жизнь била ключом, то в Арчи она угасала, кажется, год за годом, начиная с его собственной подростковости. Он, как водится, рос в плохом районе, ломал носы себе и другим в драках, даже попадался за мелкие преступления, но потом сходил в армию и мозги будто встали на место. Там ему рассказали, что вопросы решают деньги и сила, и, пускай Арчи никогда раньше не отличался особой жестокостью, он хорошо усвоил урок. Внутри разевала рот голодная пустота, постоянно напоминавшая о том, что за свое место под солнцем надо драться, что распускать нюни нельзя, что он должен быть мужиком, который не плачет и не жалуется, который не знает усталости и не теряет сил. Поэтому, к 21 году Арчибальд уже мутил разной сомнительности дела с машинами и имел достаточно сбережений, чтобы жениться на залетевшей от него Бетти, которая жутко тогда ему нравилась.

Пустоту не заполнила ни жена, ни ребенок. Он надеялся, что Бетти родит ему сына, из которого он воспитает своего соратника и друга, но на свет появилась Робин, из которой, сколько не пытайся, пацана было не сделать. К тому же, чем взрослее она становилась, тем больше походила на свою мать, и все, о чем мог молиться Арчибальд год за годом – чтобы из дочери вышел хоть какой-то толк, чтобы она не стала такой же бесхребетной овцой, как мамаша. Впрочем, характером Роб действительно пошла совсем не в мать и тут уж хуй знает, что для нее действительно было бы лучше. 

Отец стал для Робин бездонной финансовой бочкой, из которой можно было только черпать, не отдавая ничего взамен. Благо, от нее Арчи никогда не требовал ни любви, ни преданности, отнюдь не считая, что она что-то должна ему лишь по той причине, что ее фамилия Ллойд. Потому что своему отцу Арчибальд за сей подарок благодарен никогда не был.

Еще через несколько лет он познакомился с Леонардом Бирне, который уже тогда ворочал огромным автомобильным бизнесом и искал ближайшего соратника с железной пастью, на роль которого угрюмый, скупой на слова и щедрый на суровое отношение Арчибальд великолепно подошел. С появлением Бирне для Арчи открылись бесконечные горизонты – только успевай хватать звезды с неба да открывай карман шире, и он справлялся с этим лучше, чем можно было представить. Только вот голод все не унимался, и Арчи маялся год от года, не зная, какого черта еще ему нужно в этой жизни, чтобы наконец-то почувствовать себя в своей тарелке.

А потом Леонард позвал его на это сучье семейное торжество, и все перевернулось с ног на голову, возвращая жизни вкус: горючего, смешанного с гадким запахом приторного парфюма одного охуевшего пацана, и это покалывающее ощущение на кончиках пальцев, которое появлялось каждый раз, когда он выводил Арчибальда из себя. Илая хотелось отпиздить до беспамятства, от него хотелось избавиться, ебнуть чем-то тяжелым по голове и выкинуть в озеро с привязанным к ногам тяжелым камнем. Как маленькая шавка, дразнящая большого сонного пса, он педантично доебывал Ллойда претензиями, шантажом, детскими обидами, за что после неизменно получал. Грань между «выебу» и «уебу» всегда была предельно тонка, и порой стиралась напрочь, но когда кого останавливали кровавые сопли?

Когда-нибудь за все выходки Арчибальд перекусит малому хребет, а пока вполне себе довольствуется тем, что тот затыкает свой болтливый рот каждый раз, когда Ллойд сжимает свои пальцы на его глотке и почти нежно напоминает, где на самом деле находится его место.

▹ а то вы блять не в курсе